«…За прошедшие два с лишним века окружение Никольского храма стало иным. В древности возвышенность, где он стоит, была открытой, и шатровый восьмерик свободно царил не только над островом, но и над окрестными берегами озера, отчетливо выделяясь на фоне дальнего леса. Теперь поблизости густо разрослись ели, и древняя постройка едва видна за их остроконечными вершинами.
Значительно изменилась и сама церковь. Исчезли крыльцо, паперть и келарская, упоминавшиеся в описи; первоначально открытый сруб оказался под дощатой обшивкой. Однако несмотря на эти утраты и переделки, уцелевшая часть памятника еще сохраняет архитектурные особенности, присущие ей с XVII в.
Ныне здание Никольской церкви состоит из двух неодинаковых клетей, конструктивно связанных между собой общей одинарной стеной, что убедительно доказывает одновременность их строительства. Одна клеть, вытянутая в плане с востока на запад, вмещает алтарь и собственно церковь, они разделены до потолка тесовой преградой. Другая, большая квадратная клеть служила монахам трапезной. Все здание срублено на высоком подклете, занятом хозяйственными помещениями.
Завершаются клети неодинаково. Над собственно церковью и западной частью алтаря возведен с широким повалом приземистый восьмерик, над ним — шатер с полицами, венчаемый луковичной главой с восьмиконечным крестом. Восточная часть алтаря, не занятая шатровым восьмериком, покрыта двускатной слеговой кровлей. Такой же высоты слеговая кровля была устроена и над клетью трапезной.
Таким образом, объемное построение Никольской церкви асимметрично, и здание в зависимости от точки зрения выглядит поразному: с востока оно предстает монументальным столпообразным сооружением, а с юга и севера похоже на клетскую постройку, на крышу которой поставлен шатровый восьмерик. Последнее впечатление связано с тем, что в собственно культовой части здания архитектурные признаки клетских храмов играют значительную роль: вытянутая по продольной оси клеть — основание восьмерика - значительно превосходит его и по площади, и по объему; двускатная кровля восточной части алтаря не обрывается у стен восьмерика, а опоясывает его, соединяясь с кровлей трапезной. Вот почему внешне восьмерик как бы отделяется по высоте от своего клетского основания, а оно, напротив, воспринимается единым, благодаря двускатной кровле, одинаковой по высоте и уклону на всем здании, включая трапезную.
Если снять позднюю дощатую обшивку, в первозданном виде откроется сруб церкви. На нем нет никаких архитектурных украшений, полностью сохранена богатая естественная пластика бревенчатой стены. Высоко расположенные маленькие окна без косяков не нарушают ритма горизонтально уложенных массивных бревен. Тем заметнее красота косящатых “красных” окон, прорубленных для лучшего освещения церкви соответственно южной, северной и восточной граням восьмерика. “Красные” окна выделяются на фоне стены благодаря своим мощным, гладким, чуть выступающим колодам, боковые косяки которых - единственные вертикали в срубе.
В целом облику Никольской церкви присуща суровая монументальность - характерное качество архитектуры почти всех сохранившихся деревянных сооружений Древней Руси.
Интересно отметить, что при сравнении нашего памятника с постройками, приведенными в книге Адама Олеария, обнаруживается их значительная близость. Например, на листе с видом Нижнего Новгорода изображен шатровый храм с такой же, как у Муезерской церкви, трапезной. Рядом же видны избы и хоромы, ровно ничем не отличающиеся от нее: на высоком подклете, под двускатной тесовой кровлей, с тремя маленькими продолговатыми окнами на одном из фасадов. Это бесспорное свидетельство родства деревянного культового здания с жилыми постройками Древней Руси дает право еще раз отметить существование общих черт у памятника на Муезере и чисто клетских построек. Причем внутри Никольского храма подобная общность проявляется не меньше, чем во внешнем облике. Так, собственно церковь представляет собой небольшое замкнутое помещение, освещаемое одним “красным” окном с севера, а другим “красным” и маленьким оконцем без косяков — с юга. Тесаные “в лас” стены, низкий потолок-перекрытие из продольно уложенных пластин, такой же конструкции пол, широкие откидные скамьи у стен, на деревянной “пяте” дверь из широких тесин — создают обычную скромную обстановку древнего мирского жилища. Только двухъярусный иконостас — с местным рядом и деисусом “на семнадцати деках” — оживлял прежде своей красочностью будничность интерьера.
Трапезная Никольской церкви сравнительно большая, почти в четыре раза превосходит по площади помещение для служб. Ее сходство с простым жилищем еще больше: внутри она выглядит просторной курной избой. В значительной мере это сходство объясняется черной печью, остатки которой сохранились в левом от входа углу трапезной. При правильной топке дым и копоть не опускались ниже определенного уровня, поэтому вверху под потолком стены стали бархатисто-черного цвета, в середине — светло-коричневого, а внизу темно-коричневого.
Соответственно цветовому разделению стены трапезной стесаны не по всей высоте помещения, а только в средней части, ограниченной у пола широкими пристенными лавками, а под потолком - линией верхнего уровня дверей и окон, ниже которого редко опускалась сажа. Внутри столь же замкнутая, как и другая часть храма, трапезная сообщается с собственно церковью через единственный дверной проем. Его закрывает глухая тесовая дверь, в коробку которой входят два отдельных полотна - одно в трапезной, другое в собственно церкви, благодаря чему эти два помещения еще больше отделяются друг от друга. Дверной проем обрамляют широкие косяки. Плавные подтесы “заушин” верхнего из них и мягкая, со скруглениями в углах линия внутреннего контура - почти единственные кривые на стесанной поверхности стены. В четкости их рисунка видна уверенная рука древнего мастера, сумевшего придать двери значение главной по красоте архитектурной детали в интерьере трапезной.
В одной из книг описей сказано, что в “Николиной церкви в олтаре и в трапезы и в келарской девять окончин”, т. е. ровно столько, сколько окон во всей сохранившейся части памятника. Там же упомянуто, что в келарской были “печ и заслон”. По свидетельству Г. Корельского, в трапезной находилась “кубическая из булыжного камня черная печь... и ... стоящий близ нее келарский стол, приделанный к столбу”. Так выясняется, что в древности внутреннее пространство трапезной Муезерской церкви было сложнее, ибо в одной клети со столовой пустынной братии размещалась и келарская — кладовая для разных монастырских припасов. Так как “печ и заслон” упомянуты среди оборудования и имущества келарской, вполне допустимо предположить, что она занимала северную часть помещения трапезной. При одном из строителей пустыни были “в келарской и с паперти двери вновь же зделаны”. Раз в келарскую был отдельный вход, значит, она отгораживалась от собственно трапезной возможно тесовой стенкой такой же конструкции, как и алтарная преграда.
На севере почти во всех известных нам больших трапезных не монастырских церквей опорную балку потолка-перекрытия поддерживают два столба. В Муезерской трапезной никаких следов столбов не сохранилось: и пол, и потолок переделаны. Во всех же древних текстах упоминается только один столб. Например, в перечне икон сказано: “В трапезе ж у столба деисус писан на трех деках на красках...”
В начале нашего века Г. Корельский тоже назвал лишь один столб. Можно было бы предположить, что у писавших о Муезерской церкви просто не нашлось повода упомянуть второй столб в трапезной, если бы не существовало обмера плана Троицкой церкви 1714 г. в Елгомской пустыни - единственной, кроме Муезерской, деревянной монастырской трапезной церкви, известной нам лишь по схематическому чертежу. На чертеже ясно видно, что в трапезной Елгомской пустыни единственный столб стоял посередине помещения. Существование только одного столба в трапезных Никольской и Троицкой церквей конструктивно оправдано: в обеих постройках пролеты между стенами невелики. Таким образом, есть основание утверждать, что одностолпные помещения присущи именно монастырским трапезным.
В описи имущества Муезерского монастыря вскользь упоминается об использовании монахами подклета собственно культовой части Никольской церкви. Там был “подвало кладовой”, где хранилась монастырская казна. О том же, что было в подклете трапезной, ни в одном из источников не сказано. Тем не менее, в его внутреннем устройстве видны интересные особенности. Подклет трапезной лучше освещался, чем кладовая под церковью: рядом с дверью в северной стене сохранилось сравнительно большое окно и волоковое оконце под ним (тогда как под церковью — лишь одно волоковое оконце). Выше них с другой стороны двери прорублено необычной формы окно — круглое. Что это отверстие не случайное, не след какой-то утраченной конструкции, доказывает тщательность его обработки.
Стены подклета с внутренней стороны покрыты густой копотью, так же как и все оконные отверстия, из которых в наибольшей степени — круглое, почерневшее и с внешней стороны. Так как бревна не обуглены, о пожаре не может быть речи. Остается одно предположение: в подклете трапезной стояла черная печь. Главное назначение ее выясняется уже в верхнем помещении. В стене, общей с собственно церковью, сохранилось наклонное сквозное отверстие, а под ним — до пола чисто сработанный вытес — след от примыкания к стене какой-то детали или конструкции. Учитывая, что подобные вытесы делались в курных избах для крепления деревянного короба-дымника, можно предположить, что и здесь существовала аналогичная конструкция: теплый воздух по деревянному коробу поднимался вверх, в трапезную и через отверстие в стене попадал в церковь, т.е. печь в подполье трапезной предназначалась для отопления культовой части памятника.
Вполне возможно, что в Муезерском храме было одновременно две печи:одна в самой трапезной, другая в ее подклете. Если нижняя служила в первую очередь для отопления собственно церкви, то верхняя обогревала и трапезную, и частично церковь. Нагретый верхней печью воздух проходил в помещение для служб через небольшой открытый проем в стене над внутренней дверью — в трапезной края этого проема заметно закопчены.
Система так называемого воздушного отопления — чрезвычайно интересная часть внутреннего устройства трапезной церкви Муезерского монастыря. До сих пор ничего подобного не было обнаружено ни в одном из сохранившихся памятников древнерусской деревянной архитектуры. На наш взгляд, применение системы воздушного отопления — еще одна характерная особенность деревянных монастырских трапезных церквей.
Чтобы хоть косвенно проверить наши выводы, закономерно для сравнения обратиться к каменным монастырским трапезным общежитийных монастырей, ибо аналогичных деревянных построек мы не знаем. Исследователи выделяют ряд общих черт в устройстве каменных трапезных XVI в. В плане эти постройки обычно представляют собой сочетание одностолпной почти квадратной палаты с компактно примыкающими к ней келарской и хлебодарней. По высоте эти трапезные, как правило, делятся не менее чем на два яруса: наверху расположен большой парадный зал, низ же отведен под хозяйственные помещения, где ставилась большая печь, обогревавшая все здание.
Нам кажется, что этих данных уже достаточно для доказательства значительного сходства внутреннего устройства Никольской церкви на Муезере и каменных трапезных церквей XVI в. К тому же и назначение трапезных - быть в первую очередь обеденным помещением — не менялось в зависимости от строительного материала. Уместно лишь отметить, что если главный зал каменных трапезных больших монастырей был рассчитан на парадные обеды братии и “кормления” в праздники большого числа пришлого народа, то в пустыни на Муезере трапезная была лишь повседневной монашеской столовой, почему и мало чем отличалась от простого жилища.
По-видимому, не только одинаковое назначение и сходство внутреннего устройства связывали каменные и деревянные монастырские трапезные церкви. Общее могло проявляться и в их внешнем облике. Как известно, первые каменные трапезные были прямоугольными постройками и стояли отдельно от храма. В течение XVI в. из первоначально цельного здания трапезной выделяется церковь, в большинстве случаев представляющая собой высокий четверик, завершаемый шатровым восьмериком. Размеры ее сравнительно невелики и она нередко остается без алтарных апсид. К концу XVI столетия эта особенность каменных трапезных храмов постепенно исчезает.
Шатровый восьмерик над прямоугольной клетью и алтарь, не полностью выделенный из центрального объема постройки, присущи архитектуре деревянной трапезной церкви Муезерской пустыни. Значит, действительно в ее внешней композиции есть сходство с каменными церквами-трапезными больших монастырей. Но если Никольская церковь соответствует промежуточному этапу развития архитектурной формы, то, думается, логично предположить, что существовали деревянные монастырские постройки, весьма близкие к развитому типу каменных церквей - трапезных конца XVI в. Пока мы не можем конкретно назвать ни одного подобного здания, но тем не менее в дереве сохранились достаточно известные аналоги этой развитой архитектурной композиции: шатровые храмы XVII в., у которых центральная часть представляет собой восьмерик на четверике.
Итак, церковь на Муезере — достаточно яркий пример тесной взаимосвязи между деревянными и каменными постройками Древней Руси. Особенности ее архитектуры показывают, что аналогичные конструктивные и композиционные задачи решались древними мастерами для камня и дерева параллельно в зависимости от возможностей строительного материала. И если Муезерский памятник 1602 г. — пример еще не до конца сложившегося типа деревянной монастырской трапезной церкви, то храмы “восьмерик на четверике”, широко распространившиеся на севере во второй половине XVII в., возможно, представляют этот тип композиционно законченным. Но вопрос происхождения и развития в дереве архитектурной формы “восьмерик на четверике” не может быть решен в рамках настоящей статьи…»
Источник: Шургин И.Н. Никольская трапезная церковь на Муезере // Реставрация и исследования памятников культуры. Вып. II. М., 1982. http://www.rusarch.ru/shurgin1.htm
22 июля 2024