Подобно Никитскому, Горицкий монастырь расположен высоко над озером, на его холмистом южном берегу. Отсюда открывается незабываемый по красоте и размаху вид на синюю гладь озера; тонут в дымке его далёкие берега, а в низине у озера раскинулся город с его домами и многочисленными белыми церковками, обрамлёнными густой зеленью.
Монастырь основался здесь, по-видимому, во времена Ивана Калиты, и в XIV в. играл значительную роль в жизни московского княжества. Пострадавший от Тохтамыша монастырь, по преданию, восстановлен женой Донского княгиней Евдокией. В XIV и XV вв. все здания монастыря, вероятно, были деревянными. Только в начале XVI в. здесь строился какой-то каменный храм. Мы видели выше, знакомясь с историей постройки собора Данилова монастыря, что Василий III приказал передать для неё кирпичные сараи Никитского и Горицкого монастырей и все оставшиеся строительные припасы - «бяху бо те церкви в та времена камением и плинфами поставлены». Был ли это главный Успенский собор монастыря, с которого естественно было начать строительство, или какойлибо другой храм - источники не сообщают.
По описи монастыря 1754 г. можно представить себе общий облик этого исключительно интересного ансамбля. Его каменные храмы располагались по северной стороне холма, образуя, как и теперь, живописную и величественную панораму, обращённую к городу. Восточное крыло ансамбля занимал большой пятиглавый Успенский собор с его шатровой колокольней XVII в., крытой цветной муравленной черепицей. Внутри собора был иконостас с иконами письма знаменитого мастера XVII в. Симона Ушакова. Далее, к западу, стояла трёхглавая церковь Иоанна Предтечи. Как по её посвящению, так и по характерному для начала XVI в. трёхглавию, её постройку можно отнести ко времени до 1530 г. - начала строительства собора в Даниловом монастыре; её посвящение связывают с рождением Ивана IV (25 августа 1530 г.).
Самое западное крыло ансамбля занимало высокое здание трапезной церкви «Всех святых»; её стройный четверик венчался, как и собор, пятью главами; по карнизу шли полуциркульные закомары с раковинами, напоминающие карниз трапезной Данилова монастыря 1695 г.; по-видимому, в это время старое здание Горицкой трапезной сильно переделали. Под ней были службы, кладовая палата, погреба и ледники, а на второй этаж вели лестничные всходы.
Кроме этих каменных храмов, в южной половине монастыря, около пруда, стояли архимандричьи и братские кельи, 9 хлебных амбаров, каменные поварня, квасоварня и кузница. В западной части монастыря обширный конюшенный и каретный двор был ограждён «по городовому» рубленой стеной с башенками.
Монастырь опоясывала каменная ограда с тремя круглыми и тремя четырёхгранными башнями. На её юго-восточном углу помещались святые ворота с одноглавой надвратной церковью Николы и рядом с ними - проезжие ворота, увенчанные тесовой вышкой; «задние» ворота завершались небольшой башенкой.
Каменная ограда с воротами была построена после 1629 г.; в XVIII в. она уже значительно обветшала, и последний переславский епископ Феофилакт Горский (1776-1788) на средства государства уже укреплял её стены и башни, достраивал новую, начатую в 1758-1763 гг., колокольню с церковью Богоявления при ней и выстроил заново северную и, частью, западную стены ограды. Старые участки стены с узкими щелевидными бойницами производят внушительное впечатление серьёзного крепостного сооружения, но при ближайшем рассмотрении становится ясно, что крепостные формы - лишь дань старой традиции «городового устроения» монастырских оград.
Особенно нарядны и декоративны старые восьмигранные башни с богато профилированными углами, поясами поребрика, трижды перевязывающими тело башни, сочными ширинками и парными оконцами верхнего яруса. Эти монументальные «крепостные» формы ограды были особенно необходимы для ансамбля, который был виден на высоком холме с отдалённых и разнообразных точек зрения.
Своим входом монастырь обращён в сторону дороги на Москву. «Святые» и проездные ворота монастыря являются выдающимися произведениями русского зодчества XVII в. по богатству, красоте и своеобразию декоративной отделки. «Святые» ворота представляют собой двухэтажное сооружение. Внизу его западную половину занимает арка ворот, а восточную - помещение для привратника, обращённое окнами за стены монастыря. В стене, рядом с воротами, была калитка (ныне заложена), обработанная в виде пышного портала с килевидным архивольтом. Во втором этаже помещается гораздо хуже сохранившаяся церковь Николы с украшенной ширинками ходовой папертью с северной стороны. Фасады нижнего этажа поражают расточительным богатством своего убранства из лекального и фигурного кирпича, наборы которого образуют горизонтальные и вертикальные тяги, обрамляют контуры углубляющихся в стену архивольтов арки ворот, дающей глубокое теневое пятно.
Особенно эффектна обработка угла большими продолговатыми ширинками с огромными, геометризованными «кувшинами», окружёнными выпуклыми лепными колечками. В узор стены вплетены и окна, кокошники которых дали мастерам мысль пустить посередине стены, в совсем необычном месте, целый декоративный бордюр кокошников. По сравнению с богатством низа, надвратная церковь кажется излишне скупой и скучной; возможно, что она перестроена позже, о чём говорит и барочное восьмигранное окно южного фасада.
Те же мотивы и приёмы декорации характеризуют соседние проездные ворота с прекрасными парными круглыми тумбами по сторонам. Последние как бы с напряжением поднимают и глубокую «слоистую» арку ворот, и боковые ширинки, играющие светотенью. В верхних тяблах мастер посадил великолепных лепных коньков, дышащих наивной архаикой народного искусства.
Трудно назвать другой, кроме обоих Горицких ворот, памятник XVII в., где бы с такой простотой и непосредственностью вылилась народная любовь к узорочью постройки и сочной, как бы скульптурной пластичности форме. В этом отношении Горицким воротам очень близка Фёдоровская часовня, возможно, сооружённая тем же мастером.
Войдя через ворота внутрь ограды, мы окажемся в фруктовом саду Переславского музея, занимающего ныне монастырь. Слева в глубине - сильно перестроенные палаты трапезной Всехсвятской церкви и новый училищный корпус, в которых размещён музей, а справа пятиглавый Успенский собор. С последним связаны любопытные страницы архитектурной истории монастыря в XVIII в.
С учреждением в 1744 г. переславской епархии, Горицкий монастырь стал местом пребывания архиепископа, в связи с чем был предпринят капитальный ремонт монастырских зданий. Осмотр их присланным в 1747 г. из Троице-Сергиевой лавры архитектором Иваном Жуковым зафиксировал большие повреждения собора и других построек. Начали разбирать обветшалые части зданий. Для работ в монастыре приказали быть «в неизъятном обращении» крестьянам дальних и ближних вотчин. Однако работы закончены не были: успели разобрать до основания лишь трёхглавую церковь Иоанна Предтечи, а собор, как и остальные здания монастыря, начатые разборкой, представлял в 1752 г. такое зрелище развалин, что епископ Амвросий Зертис-Каменский (1753-1761) припоминал недобрым словом своего предшественника епископа Серапиона: «понеже он и всё ломал, как известно, а ничего доброго вновь... не построил...».
При Амвросии был сооружён по проекту Растрелли знаменитый шатёр над старой основой Никоновского собора. В Горицком монастыре Амвросий предполагал не только перестроить собор, но и соединить его с расположенной к западу трапезной обширным корпусом. Для надзора за строительством был прикомандирован в 1759 г. «синодальный архитектор» Иван Яковлев.
Если Успенский собор и не был разобран до основания, то его так переделали, что превратили, по существу, в новый памятник. Он был повышен и получил новые главы, на стенах появились суховатые барочные наличники окон; с севера и юга примкнули галереи, которые на востоке заканчиваются симметричными восьмигранными приделами. Между ними соорудили обширную абсиду, окружённую подобием низкой аркады.
В 1760 г. между собором и Всехсвятской трапезной церковью начали строить корпус так называемой Гефсимании. Это - обширное (24×34 м) двухсветное здание, с двумя рядами окон и четырьмя столбами, на которых должен был покоиться величественный купол. Внутри Гефсимании предполагалось устроить несколько придельных храмиков, отграниченных друг от друга колоннадами. Фасады здания были обработаны в тех же суховатых несколько графических барочных формах, что и собор; в отделке нижнего этажа были применены «рустованные» лопатки. Началась и заготовка деталей внутренней отделки. В Музее хранятся обломки колонок, покрытых густой сочной резьбой, напоминающей мотивы Строгановских храмов. Задумав свой архиерейский дом как большой ансамбль, Амвросий не стеснялся в крутых мерах для осуществления этого замысла. Так им были снесены три церкви, стоявшие у ограды монастыря, «как отнимающие у настоящей кафедральной церкви проспект и красу». Гефсимания осталась, однако, недостроенной, и в 80-х годах XIX в. была сломана на материал, обнажив забранный кирпичом «разрез» Успенского собора.
Если внешний облик Успенского собора зауряден, то внутренняя отделка заслуживает большого интереса по обилию и богатству изящной штуковой и резной декорации.
Внутренняя декорировка собора была начата в 1759 г. Ей придавали очень большое значение. Лепщики и штукатуры были взяты из Ново-Иерусалимского монастыря; оттуда же был направлен для руководства отделочными работами мастер Алексей Петров. Они украсили столбы, арки и своды изящной лепной декорацией в стиле рокайль, цветочными гирляндами, кессонами и волютами, профилями прекрасного рисунка. Декорировка приделов была исполнена несколько скромнее.
С декорировкой собора спорит его пышный иконостас с резными фигурами и богатейшей резной орнаментацией, являющейся подлинным шедевром русского резного мастерства XVIII в. Иконостас сделан в 1759 г. московским столярных и резных дел мастером Яковом Ильиным Жуковым. В изготовлении икон для иконостаса также участвовали мастера Ново-Иерусалимского монастыря.
После разрушения немецкими варварами собора Ново-Иерусалимского монастыря Успенский собор в Горицах приобретает для нас особое значение и ценность. Над его убранством работали те же мастера, которые создавали шатёр Никоновского храма. Изящная декоративная отделка собора может в какой-то мере напоминать о неповторимой симфонии скульптуры и света погибшего памятника.
Воронин Н.Н. «Переславль-Залесский».