В 1434 году кашинский боярин Василий Кожа на верховьях Волги, в местности Калязино, основал монастырь, который и стал называться по местности Калязинским Макарьевским монастырем.
Монастырь был основан в период формирования централизованного Московского государства, создававшегося путем объединения соседних княжеств. Это объединение происходило далеко не всегда добровольно. Поэтому устройство Калязинского монастыря-крепости и выбор его местоположения меньше всего объяснялись подвижническими стремлениями.
Русские монастыри до XVII века являлись вооруженными крепостями все более расширявшегося Московского государства. Расположенные концентрическими кругами вокруг Москвы, они служили боевыми фортами на подступах к столице. Организация Калязинского монастыря была рассчитана на укрепление северных рубежей Московского государства. Стратегически монастырь входил в линию укреплений Ржев – Старица - Тверь - Кашин - Углич.
Расположенный в излучине Волги монастырь охранял важные для древней Москвы торговые и стратегические пути: сухопутную дорогу на север и Волжскую магистраль. He только внешний вид монастыря крепости весьма мало напоминал собой тихую обитель, но и внутренняя монастырская жизнь свидетельствовала о том, что основным занятием его обитателей были дела бранные. Так, монастырь имел свою оружейную палату, в которой изготовлялись все виды огнестрельного и холодного оружия, пороховой погреб, а также так называемую казенную палату, где хранились запасы продовольствия, снаряжения, одежды и тому подобных вещей, необходимых на случай осады монастыря врагом.
Московские цари, князья и знатные бояре высоко ценили службу, которую нес Калязинский монастырь как военный форпост. Часто посещая его в качестве «смиренных» богомольцев, они одаривали его всякими милостями. В 1544 и 1553 годах монастырь посетил Иван Грозный, в 1599 году - Борис Годунов. В конце XVII века из подмосковного села Преображенского юный Петр I совершал потешные походы в Калязинский монастырь, причем для приема Петра и его войска в монастыре был построен даже специальный дворец, уничтоженный в ХVIII веке. За 500 лет своего существования Калязинский монастырь не раз являлся свидетелем великих событий русской истории.
В 1609 году у его стен русские войска под водительством Скопина-Шуйского разгромили войска польских интервентов под командованием Яна Сапеги. Потерпев жестокое поражение, поляки решили любой ценой уничтожить эту крепость.
В 1610 году польские войска, руководимые Лисовским, вновь осадили монастырь и, несмотря на ожесточенное сопротивление осажденных, захватили его, разграбили и сожгли. В полуразрушенном состоянии монастырь простоял до тридцатых годов XVII века, когда вновь был отстроен по приказу царя Михаила Федоровича.
Калязинский монастырь, занимавший видное место в духовной иерархии России, был одним из самых богатых в стране. В течение пяти столетий он строился, расширялся и переделывался с привлечением крупнейших архитекторов и художников того времени. Традиция привлекать к работам в монастыре известных мастеров сохранилась вплоть до XIX века. Так, например, главное здание монастырского подворья в Москве проектировал в 20-х годах XIX века архитектор Бове. В 1847 году к росписям в монастыре привлекался художник Венецианов. В конце ХІХ века монастырь подвергался большим переделкам, причем частичная перепись фресок была произведена под руководством академика Покрышкина.
Роль монастырей в русской истории не ограничивалась религиозными и военно-оборонными функциями. Русские монастыри в течение столетий были также средоточием различных видов русского искусства. Именно на монастырском зодчестве воспитывались целые школы древнерусских строителей, живописцев и мастеров прикладного искусства. К сожалению, роль русских монастырей как очагов искусства все еще не изучена и не оценена по достоинству. В известной мере это объясняется тем, что многие монастырские здания оказались настолько искаженными. многократными перестройками в течение веков, что они не привлекали внимания исследователей.
К числу таких полузабытых в истории искусства монастырей относился и бывший Калязинский монастырь, снесенный в 1939-1940 годах в связи со строительством канала имени Москвы.
Перед сносом монастырь был подвергнут тщательному и всестороннему исследованию Музеем Академии архитектуры СССР1. Эти исследования позволяют утверждать, что в истории русского искусства Калязинский монастырь занимал видное место.
Подробно выявлена древняя архитектура зданий монастыря, тщательно изучены фрески Троицкого собора, причем около 150 кв. м фресок сняты со стен собора и перевезены в Музей архитектуры. Все эти исследования дают новые материалы о творчестве древнерусских зодчих, в частности, известного «трапезных дел мастера» Григория Борисова, малоизвестного зодчего ХVІІ века Аверкия Мокеева и строителей оборонных сооружений XVII века отца и сына Шарутиных.
Калязинский монастырь представляет в плане неправильный прямоугольник, расположенный на левом берегу Волги, на расстоянии километра от нее. К западной его стене примыкало озеро, а к северной Волга, образующая в этом месте крутой поворот.
Стены монастыря имели девять боевых башен разной величины и архитектуры. Общее протяжение крепостных стен составляло около 730 м, высота стен достигала 8 м до зубцов, толщина стен около 2,5 м. До 1610 года стены монастыря были деревянные, двойные, с башнями из толстых бревен.
Во время разгрома монастыря поляками деревянные сооружения монастыря были сожжены, и его начали отстраивать с 1633 года. Монастырь вновь был обнесен укрепленными стенами, уже каменными. В стену башни, над главными воротами монастыря, были вделаны белокаменные доски, на которых написано, что стены и башни строили «по государеву указу Марко Иванов сын Шарутин, да сын ево Иван Марков - лето 7156» (1648).
Знакомство с оборонной архитектурой Калязинского монастыря свидетельствует о том, что отец и сын Шарутины были незаурядными зодчими своего времени. Общий облик всего архитектурного ансамбля монастыря прост, ясен и внушителен. Он не отличается той декоративной пышностью, которая была свойственна ряду монастырей, не являвшихся в действительности боевыми крепостями, где все атрибуты крепости превращались в нарядную декорацию.
В Калязинском монастыре архитектура стен и башен вполне соответствовала их крепостному назначению. Особенно типичен в этом отношении внутренний двор главного южного входа. Строители монастыря заботились прежде всего о неприступности своей обители; за первыми наружными воротами они устроили небольшой дворик, окруженный боевыми стенами, с верхним и подошвенным боями, как и по наружному периметру стен. Неприятель, который мог ворваться через первые ворота, должен был выдержать жесточайший обстрел со всех четырех сторон на небольшом пространстве дворика и за тем преодолеть еще вторые укрепленные ворота. Кроме того, проникнув во дворик, враги могли оказаться запертыми со всех четырех сторон, так как главные ворота имели так называемое герсовое устройство, т. е. подъемные железные решетки, опускавшиеся в нужную минуту из в середине проезда. В смысле учета оборонных функций весьма показателен также прием устройства двух ворот у одного въезда по смещенной оси: так, вторые ворота южного входа сознательно смещены относительно оси первых ворот. Этот принцип еще более отчетливо выражен в проезде северо-восточной, так называемой Хлебной башни, где ворота поставлены под прямым углом друг к другу.
Особый интерес представляла средняя башня западной стены. Помимо обычных оборонных функций, она выполняла весьма важные функции по снабжению защитников монастыря водой во время осады. Для этой цели под башней был сооружен специальный резервуар, соединенный при помощи галереи с озером. Вход в галерею находился на дне озера и был защищен железной решеткой.
Из всех зданий монастыря в архитектурном отношении наибольший интерес представляла трапезная, основная часть которой была возведена в 1525 году. Когда монастырь отстраивался после разорения в 1610 году, была отстроена также и трапезная, причем в 1633 году были пристроены северное крыльцо и южные переходы к надвратной церкви.
В древнерусском зодчестве трапезные, т. с. столовые палаты, представляют особый интерес, так как в них осуществлялись явно выраженные «плотские» функции хранение продуктов, приготовление и прием пищи. Известны трапезные палаты Симонова монастыря (1485), Андроникова (1502-1506), Борисоглебского (1524-1526), Иосифова-Волоколамского (1540) и др. Все эти сооружения отличаются простой и монументальной архитектурой и особенно поражают эффектными сводами, обычно опирающимися на центральный столб.
Исследование калязинской трапезной подтверждает предположение, что автором этого сооружения является выдающийся зодчий ХVІ века Григорий Борисов. Обмеры плана трапезной показали, что очень схож с планом трапезной Борисоглебского монастыря под Ростовом, которую строил Борисов в 1524-1526 годах. Таким образом, хронологическое совпадение этих построек и их типологическая общность свидетельствуют, что они строились одним и тем же весьма опытным мастером.
Основной куб здания, построенный в 1525 году, отличается исключительной простотой архитектурных форм и логической последовательностью композиции. В этом смысле очень показательно расположение окон на восточной стене трапезной. Зодчий расположил окна, исходя из организации внутреннего пространства. Так, например, в средней пилястре оказалось окно, которое отнюдь не было случайным; пилястра соответствует внутренней стене, настолько толстой, что в ней был устроен ход, освещение которого и потребовало устройства окна в пилястре.
Трапезная имела подвал и два этажа над ним. Палаты всех этажей размером 12,5х12,7 м имели общий центральный столб, проходивший с низа подвала до верха крыши. На этот столб опирались замечательные сомкнутые своды палаты.
Исследования трапезной, проведенные B 1940 году инж. В. А. Каульбарсом, привели к любопытному открытию, которое обогащает наши представления об уровне древнерусской строительной техники. В трапезной было обнаружено центральное отопление. От кухонных очагов нижней палаты в верхнее помещение вели специальные тепловые каналы, по которым направлялся горячий воздух, после того как топка печей оканчивалась и дымоходы выключались. Таким образом, древнерусская строительная техника умела решать задачи центрального отопления двухэтажного здания с использованием отработанного тепла поваренных печей.
К уже упомянутым именам зодчих ХVІ - ХVІІ веков — Григория Борисова, отца и сына Шарутиных, творчество которых получило освещение в результате исследования Калязинского монастыря, - следует также прибавить имя зодчего Аверкия Мокеева, перестраивавшего 1633 году трапезную после пожара 1616 года. Было известно, что в середине XVII века Мокеев строил Иверский Валдайский монастырь, однако архитектура этого монастыря изучена недостаточно; пристройки же Мокеева к калязинской трапезной были настолько искажены в ХVІІІ и ХІХ веках, что судить о его творчестве не было никакой возможности.
Произведенная реконструкция построек, выполненных под руководством Мокеева, подтверждает, что он принадлежал к числу выдающихся русских зодчих XVII века. Сто лет, прошедшие после сооружения основного объема трапезной, возведенной Борисовым, не могли не отразиться на архитектурном стиле пристроек. По принципу контраста с суровыми и простыми объемами Мокеев пристроил сооружения, украшенные эффектными наличниками, раскреповками и ширинками. Особенно обращает на себя внимание исключительно эффектная двухмаршевая наружная лестница на второй этаж трапезной. Виртуозно владея декоративными приемами, Мокеев вместе с тем унаследовал мастерство древнерусских зодчих в трактовке масс, глади стен и живописного, асимметричного расположения проемов. Нижние части северного крыльца и южных переходов оставлены гладкими; цельность их только подчеркивается небольшими проемами.
Реконструированная калязинская трапезная является прекрасным образцом древнерусской архитектуры. Это именно тот русский стиль в архитектуре, который отлично сочетал строительную технику своего времени с живописной и нарядной трактовкой масс и деталей.
Главный собор монастыря (Троицкий) разделил ту же участь, что и другие постройки; в 1610 году он был наполовину разрушен и простоял в таком виде до 1637 года.
Во время ремонта собор подвергся переделкам: его закомарное покрытие заменили четырехскатной кровлей; кроме того, к нему был пристроен придел. Произведенная реконструкция показывает, что собор нельзя отнести к заурядным произведениям XVII века.
При разборке стен северного придела собора обнаружены следы пят арки, опиравшейся на стену. Можно предположить, что первоначально вместе с собором была построена звонница, примыкавшая к нему с северо-восточной стороны. В стенах собора обнаружено 14 голосников, которые размещались высоко наверху, в строгом порядке по отношению к основным членениям собора (либо над центром сводчатого проема, либо по его сторонам).
Высокий уровень строительной техники Руси ХVІ века подтверждается отличной сохранностью стен собора, прочностью вяжущих составов кладки фундаментов, стен и сводов. Установлено, что древние строители употребляли не только обычной формы кирпич, но и лекальный, различный по форме. Весьма характерно, что в штукатурке, покрывавшей внутренние стены со бора, имелось большое количество волокон льна, которые употреблялись для большей прочности. В этих же целях широко при менялись специально изготовленные гвозди с широкими шляпками.
Забота об особой прочности штукатурки внутри Троицкого собора вызывалась тем, что все внутреннее пространство собора было расписано фресками, которые составляли достопримечательность здания.
Обычно создание фресок собора датировалось 1654 годом, т. е. годом, когда был закончен капитальный ремонт. Действительно, по манере исполнения значительная часть фресок может быть с уверенностью отнесена к XVII веку. Однако исследования ныне покойного художника-реставратора П. И. Юкина, снимавшего фрески по поручению Музея архитектуры перед разборкой собора, дают основания предполагать, что до пожара собор был также покрыт фресками, выполненными одновременно со строительством собора, т. е. в 1521 году. Можно допустить, что во время пожара часть фресок была уничтожена и заменена при реставрации в 1637-1654 годах. Остальные фрески были полуразрушены и осуществлены заново при реставрации. Некоторая часть фресок ХVI века, уцелевшая, несмотря на пожар, хотя и подвергалась в последующие времена некоторой реставрации, в основном дошла до нас в первоначальном виде.
Значение калязинских фресок необходимо определить на основе дополнительного тщательного изучения. Но уже предварительный анализ убеждает нас в их большой ценности для истории древнерусской живописи.
Поражают прежде всего масштабы этой стенописи. Внутренние плоскости собора снизу доверху покрыты сплошным ковром фресок, площадь которых составляет около 1000 кв. м. На этой громадной площади художники изобразили тысячи одиночных и групповых фигур людей, а также животных, горы, леса, моря и т. д. Вся роспись выдержана в единой золотисто-сиреневой гамме.
Поражает огромное количество сложных и разнообразных композиций, значительная часть которых написана не по канону, а совершенно свободно, благодаря чему Фрески приобретают скорее характер картин, нежели икон. Большая часть со бора покрыта росписями на темы из Апокалипсиса. Однако живописцы, вышедшие из народа и непосредственно с ним связанные, не могли целиком отрешиться от окружающей жизни и хорошо знакомого им быта. Поэтому во многих картинах, формально трактующих библейские темы, нетрудно заметить черты, имеющие прямое отношение к русской культуре и быту XVI-XVII веков. B ряде композиций изображены типичные для этого времени одежды, оружие, музыкальные инструменты и различные бытовые вещи.
Фрески Калязинского монастыря замечательны прежде всего тем, что реалистическая струя древнерусской живописи получает в них дальнейшее развитие. В таких композициях, как «Изгнание из рая», «Ной созывает животных в ковчег» и др., художники изобразили флору и фауну так, как можно было ее изобразить, исходя из уровня знаний того времени. Птицы, цветы, травы, деревья, домашние животные изображены с небывалой до этого свободой и жизненной правдой. Художникам приходилось фантазировать лишь тогда, когда сюжет требовал изображения существ, которых они не могли видеть, например, заморских животных, персонажей устрашающей демонологии - антихриста, чертей и т. д.
Калязинские фрески XVI века явились началом развития московской живописной школы, значительно отличающейся от новгородской школы. Возобновленные и частично заново созданные в Х?ІІ веке, они целиком могут быть отнесены к кругу московской живописи. Сохранились имена живописцев, расписывавших Троицкий собор в 1654 году. Это - «кормовые государевы живописцы» под руководством Симеона Авраамова, в числе 16 человек (Ильин, Феофановы, Грузинцев, Федоров, Гужин и др.). Большинство из них принимало участие в росписях Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля (1642-1652) и Саввина-Сторожевского собора в Звенигороде.
Одна из фресок Калязинского собора представляет исключительный интерес для изучения приемов древнерусской строительной техники. На ней изображено строительство Вавилонской башни, притом не условно, а совершенно реально так, как строились здания в XVII веке. На фреске показаны процессы обжига извести и кирпича, процесс кладки кирпичных стен. Ясно видны инструменты каменщиков лопатки и кирки. Особенно обращает на себя внимание то обстоятельство, что, показывая постройку большого сооружения, художники не изобразили лесов. Зато показано, как строительные материалы поднимают посредством ворота на люльке, подвешенной к блоку.
В проеме центральной арки здания, изображенного на фреске, мы видим мужскую фигуру, очевидно, руководителя строительства, который держит в руках не то папку с чертежами, не то модель здания. Эта фреска отчасти пополняет наши весьма туманные представления о древнерусской строительной технике.
Произведенная Академией архитектуры СССР исчерпывающая фиксация Калязинского монастыря перед его разборкой (обмеры, фото, изъятие архитектурных фрагментов и фресок) позволяет продолжить изучение этого замечательного памятника древнерусской архитектуры.
Примечания
Исследования Калязинского монастыря проведены инженером В. А. Каульбарсом (погиб на фронте Великой Отечественной войны), художником-реставратором П. И. Юкиным, инженером Л. К Любимовым, архитекторами А. М. Харламовой и И. Г. Шульманом.
Источник: Статья М. Цапенко «Архитектура и фрески Макарьевского монастыря в Калязине»
tsapenko1.pdf (rusarch.ru)