Борисоглебский собор — древнейший памятник города Старицы, один из самых значимых храмов «грозненского» периода. Его строительство пришлось на 1558-1561 гг. и было знаменовано торжеством победы над многовековым игом. Собор пережил неоднократные перестройки, потрясения, стал очевидцем запустения, некогда любимого Иваном І? города и окончательно подвергся разрушению в 1802-1803 гг. Данная статья посвящена некоторым вопросам истории строительства храма-памятника и уникальным особенностям его архитектуры.
На «рисованном» плане города Старицы нач. ХVІІІ в., несмотря на некоторую схематичность, наивность исполнения, обусловленную продолжавшимися иконописными традициями в картографии петровского времени, запечатлена некогда любимая вотчина Ивана IV с высоты птичьего полета. Помимо обозначенного древнейшего Свято-Успенского монастыря, основанного еще в 1110 г., дворов посадских людей, слобод, на плане ясно читается один из самых известных храмов грозненского периода - величественный Борисоглебский собор (1558-1561). Возведенный на территории старого городища, у восточной кромки доминирующего в городском ландшафте кремлевского холма, окруженного со всех сторон высокими валами, - собор представал во всей мощи и грандиозности своего архитектурного решения.
Храм был разрушен в самом начале XIX столетия. Несмотря на особый статус Борисоглебской постройки, уже ко 2-й пол. XVII в. многие помещения пришли в негодность, сильно обветшали. Появилась угроза разбора. Не единожды испрашивалось разрешение епархиального начальства на сбор денег для ремонта и починки собора. К сер. XVIII в. ситуация сильно ухудшилась. Сохранилась запись 1765 г. архимандрита Старицкого Успенского монастыря Варфоломея: «Внутри г. Старицы соборная церковь кирпичная, о пяти шатрах, на ней три главы и крышка деревянныя; о трех алтарях, настоящая во имя Бориса и Глеба, да в пределах по левую сторону Благовещения Пресвятыя Богородицы, по правую Николая Чудотворца, около оных алтарей и всей церкви паперть кирпичная напрежь имелась во округ сводная, на кирпичных столбах, и издавна оные своды обвалились и шатры все пять обветшали и в настоящую церковь и в пределе Николая чудотворца на Святой престол имеется теча, отчего на престоле одежде и святым образам бывает повреждение. А по имеющейся во округ оных шатров надписи значит: начата оная церковь строиться от сотворения мира 7066 года, а совершена 7069 году, а кем построена, о том неизвестно, потому что оная надпись за древностию вывалилась и только одна оная летопись с полуденной стороны видна. На свечи, ладон и вино церковное получается той церкви от приходских людей, коих имеется при оной церкви на лицо сорок пять дворов. Той церкви священноцерковнослужители до состояния штату содержали себя и ныне содержат подаянием от приходских людей с немалою нуждою и имеющейся у оной церкви ветхости починивать не могут».
Эпохальным в судьбе Борисоглебского собора стал 1780 год, когда последовал именной указ Екатерины II, предусматривавший строительство в городе Старице нового соборного храма. Наступила точка отсчета в деле ликвидации постройки 2-й пол. ХVІ в. Тем не менее соборный причт продолжал заботиться о древнем храме, проводя ремонты и покупая церковную утварь. К примеру, в 1787-1790-х гг. были покрыты новым тесом колокольня и главы на Благовещенском и Никольском приделах. Проведенные работы, однако, не смогли остановить процесс по сносу. Окончательная разборка Борисоглебского собора пришлась на 1802-1803 гг. С утратой главного храма резко упала роль старой части Старицы — городище фактически лишилось полномерной застройки и административно-духовный центр обосновался по другую сторону Волги.
Представление о внешнем облике собора, изначальном плане, разного рода перестройках дают немногочисленные рисунки, чертежи, результаты археологических исследований. Руины храма были раскопаны членами Тверской ученой архивной комиссии И. П. Крыловым, А. П. Шебякиным в 1903 г. 3 Вся имеющаяся иконография восходит к планам-копиям постройки, приводившимся в изданиях А. К. Жизневского, И. П. Крылова, к современному разборке собора чертежу восточного фасада, фотоотпечаток которого оставил архитектор А. С. Фуфаев в 1944 г.5 Все прочие изображения, включая известный рисунок А. А. Мартынова, представляющие собор с северо-востока, являются лишь переработками вышеуказанных источников. Исходя из имеющихся материалов, делается попытка включения Борисоглебского собора в ряд наиболее значимых построек древнерусского зодчества 2-й пол. - кон. XVI в. Преобладание документов отчетного, экспедиционного характера не случайно. При отсутствии убедительных изображений и описаний храма встает вопрос о его облике, структуре, происхождении. Но за рамками теоретических рассуждений остается проблема иного порядка, требующая особого разъяснения. В чем уникальность предназначения, эстетическая сущность этого собора?
Впервые Старица упоминается в связи с деятельностью Юрия Долгорукого по обустройству ростово-суздальских земель, их заселением Печерскими иноками. Им-то и предстояло заложить первую каменную церковь на урочище Старый бор. Образовавшаяся обитель вскоре стала тем поселением, вокруг которого сформировался значительный по площади посад. В кон. ХІІІ в. этот факт мог сказаться на решении тверских князей создать крепость, названную Старицей (по одноименной реке, впадающей в Волгу). Крепость имела важное стратегическое расположение, позволявшее рассматривать ее в качестве одного из основных форпостов Тверского княжества. Проходивший через нее выгодный торговый путь из Киева в Новгород был как нельзя кстати в период активного усиления местной власти. Москва не раз пыталась завладеть гордой Старицей, но произошло это лишь после присоединения самой Твери.
В сер. ХVІ в. Старица, в результате обмена землями между Иваном Грозным и его двоюродным братом Владимиром Старицким, перестала быть центром удельного княжества и отошла в опричнину. Иван IV всячески поддерживал и укреплял город. В начале 1580-х гг., на заключительном этапе Ливонской войны, он вел здесь переговоры с послом папы Римского Григория XIII — иезуитом Антонио Поссевино. Этот период также отмечен становлением, укреплением пастырства виднейшего церковного деятеля, просветителя, первого Патриарха Московского и всея Руси (1589-1605) — Иова, выходца из Старицких земель. С его именем, утверждением на престоле связан расцвет духовной и культурной жизни города.
В столь значимое время и строился Борисоглебский собор: мощный пятишатровый храм, окруженный двумя ярусами галерей, относящийся к памятникам-мемориумам, возводившимся в честь разгрома Казанского ханства. Главной задачей таких построек было выражение всеобщего подъема национального духа, идей государственности. В этой связи следует подчеркнуть, что общность установок обусловила типологическую близость старицкого собора и главного московского храма Покрова на Рву (1555). Недаром Борисоглебский собор особо почитался Иваном IV. Бытовало мнение, что в нижнем ярусе галерей храма располагались государевы палаты. В них царь будто бы останавливался при посещении города. Об этом свидетельствовала писцовая книга 1686 г. В. Сухово-Кобылина с записью: «Да вгородежъ Старице внутри соборная церковь благоверныхъ князей Бориса и Глеба каменная, ветха пяти главая, да впределе Благовещение Пречистыя Богородицы, а въ церкви образы месные и деисусы, и книги, и ризы, и колокола, и всякое церковное строение, и утварь по сказке тое жъ церкви соборнаго попа Егорья строены великихъ государей, а строена та церковь лета 7066 году, а при которыхъ великихъ государехъ строено и та подпись вывалилась, да подъ тою жъ церковью палаты великихъ государей». Данное заявление в дальнейшем не нашло должного подтверждения. Скорее всего, в первом ярусе подклета были различные хозяйственные помещения, а палаты василевса могли находиться в ближайшем к собору дворце.
Также долгое время считалась неоспоримой точка зрения, согласно которой ктитором собора, как и храма Покрова, являлся именно Иван Грозный. Так, в материалах исследователя А. Жизневского говорилось об обнаружении одного древнего изразца, украшавшего фасад собора, гласившего о заказе строительства оного царем Грозным. Подобное предполагалось и в археологических суждениях, открытиях известного старицкого мецената 1-й пол. ХХ в. И. Крылова. Со 2-й пол. 1970-х гг. в опровержение устоявшемуся мнению стала использоваться восстановленная храмоздательная надпись, когда-то устроенная на фасадах собора во время его строительства. Ее содержание достаточно убедительно трактуется в пользу ктиторства князя Владимира Андреевича Старицкого, ближайшего родственника Ивана IV, одного из знаменитых полководцев, принимавших активное участие во взятии Казани, — посвятившего храм в честь своих сыновей:
«Лета 7066, июля <...> дня зачат бысть сей храм в городе Старице святых Страстотерпцев Христовых, князей Русских и обоюдобратий по плоти Бориса и Глеба, нареченных во святом крещении Романа и Давида, при державе благовернаго Государя, Царя и Великого князя Ивана Васильевича и при Великом князе <...> Васильевиче и Федоре Иоанновиче всеа Руси и при приосвященном митрополите <...> Тверском <...> и отделася сия святая церковь в лето 7069 и освящена <...> Великих Страстотерпцев и Русских князей Бориса и Глеба и Святаго чудотворца Николая Великорецкого, родителем на поминовение и в память прочим родом, и сему граду на украшение и на утверждение, от противных супостатов и всем христианам на спасение».
Храмоздательная надпись важна для выявления основной причины возведения собора. Качество церковного искусства зависит от духовного и эстетического вкуса его заказчика. Отказавшийся от престола князь, продолжая обладать определенным влиянием во властных кругах и являясь при этом политическим оппонентом, возжелал выстроить на родной земле аналог московского чуда. Это звучало как вызов только что воспарившему храму на Красной площади. Борисоглебский собор должен был стать зримой памятью не только о победе над многовековым игом, но и о загубленной жизни отца Владимира Старицкого, - прославленного князя Андрея, - с ориентацией на лучшие образцы храмового зодчества.
Указанная надпись гласит об изначальном существовании в соборе двух престолов: основного во имя Бориса и Глеба, придельного, освященного в честь иконы Николы Великорецкого. К 1-й пол. XVII в. количество престолов увеличилось до трех: был «добавлен» придел Благовещения. Такие многопридельные столпообразные храмы строили на Руси на протяжении 1550-1560-х гг., когда сама многопридельность стала основой композиционного замысла. Это явление возникло в контексте конкретных событий русской истории: Казанская победа нашла отражение в подобных обетных храмах. Устройство в них нескольких престолов делало их «метафорически подобными известным по летописным описаниям 1550-х годов последнего казанского похода молитвам о предстательстве целому сонму святых, с которыми соединялись представления об особом заступничестве». Основание собора во имя святых князей Бориса и Глеба объясняется особой ролью русских князей как предстателей за русский великокняжеский род. Посвящение придела Богородичному празднику Благовещению было обязательным: так выражалось особое представление - о заступничестве Богородицы за весь род человеческий, а особенно за русский народ. Посвящение же третьего престола Великорецкому образу св. Николая «адекватно устройству в соборе Покрова на Рву придела во имя новоявленной чудотворной иконы».
Основной объем собора образован четырьмя восьмигранными столпами с шатрами, примыкавшими к угловым граням пятого, в результате чего и возник храм о пяти верхах, просуществовавший в таком виде вплоть до своего разрушения. Возможно, поводом для «ложных» глав являлось зрительное смещение к востоку композиции: «для зодчего или зодчих стало очевидным, что в западной части необходимо также поставить две шатровые восьмигранные башни, которые бы не только нейтрализовали устремленность основных объемов к востоку, но и сделали бы композицию храма центрической в полном смысле этого слова».
Известно, что западные восьмерики уступали по площади восточным, несмотря на то что в дошедших чертежах (в основном XVIII в.) очевидна их тождественность. Объяснением может служить желание авторов измерений исправить, подкорректировать изначальный образец, приблизить архитектуру собора Х?І в. к стилистическим стандартам эпохи классицизма. Идентичность завершений также возвращала к образу традиционного пятиглавого собора. Число пять в православной символике означает евангельскую проповедь во все концы света, единение земного и небесного.
Если продолжить изучать подлинный облик храма, то следует обратить внимание на наличие у него особой звонницы. Она была установлена не к югу от собора, а продолжала его фасадную плоскость, сливаясь с основным объемом и достигая определенного художественного эффекта. Некоторой аналогией старицкому образцу может служить звонница над западным входом у церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьяково (1560-е). В ней также присутствует двухъярусная система. Однако Борисоглебскую звонницу вскоре после строительства убрали, заменив колокольней.
К северу от центральной конструкции была добавлена мощная «палата», служившая трапезной. По первому ярусу это помещение связывалось проемами с пространством галереи, а по второму — оно было изолировано, представало отдельным компартиментом. Попасть в такую трапезную можно было только из центрального или северо-восточного восьмерика, где скорее всего располагалась служебная лестница.
Главной архитектурной особенностью была система шатрового завершения собора. Кратко перечислим основные гипотезы происхождения древнерусского каменного шатрового зодчества:
- шатровое зодчество сформировалось под влиянием западноевропейской готики (Н. М. Карамзин, И. М. Снегирев, Л. В. Даль, А. И. Некрасов, Г. К. Вагнер);
- базой для каменной шатровой формы стала древнерусская деревянная архитектура (И.А. Забелин, И. Э. Грабарь, Н. Н. Воронин);
- шатровое зодчество произошло от храмов с повышенными подпружными арками (Н. И. Брунов);
- на возникновение шатровых построек повлияла архитектура древнерусских крепостных башен (М. А. Ильин, М. Н. Тихомиров);
- существенное влияние на развитие каменного шатра оказали столпообразные церкви-колокольни (М. А. Ильин, Г. К. Вагнер).
Ко времени строительства Борисоглебского храма уже гремела слава церкви Троицы в Александровской слободе (1510)16, Вознесенской церкви в Коломенском (1532), Покрова на Рву. Программный замысел старицкого собора продолжал ту начатую линию конструктивного мышления, изначально свойственного Древней Руси. Предпосылки для появления шатровой, призмообразной формы складывались задолго до XVI в. Доминантой большинства русских храмов была высота. Взять, например, Пятницкую церковь на Торгу мастера Петра Милонега (кон. ХІІ - нач. ХІІІ в.). Компактная, но вертикально вытянутая структура постройки достигалась своеобразным соединением трехлопастных арок и свода, продолженным сложнопрофилированными лопатками, разгоняющими фасад церкви, архитектурную массу. Это словно делало храм готовым к взлету. Или Спасский собор в Старой Руссе (1442). В нем сужающиеся широкие лопатки создавали «устремленность вверх», усиливающуюся благодаря трехлопастной форме покрытия фасадов. А также Успенский собор в Старице (1520), свидетельствовавший о кардинальных изменениях, которые пережила старая схема крестовокупольного храма. Его центральный купол сильно вынесен на ступенчатых арках, помимо этого снаружи он окружен закомарами и кокошниками, из-за чего буквально превращен в центрообразующий столп, схожий по виду с храмами «иже под колоколы». Вертикализм был всегда свойственен древнерусской архитектуре и земле, ландшафт которой определял тот или иной тип. Храмы будто осуществляли своеобразную перекличку, реализовываясь в шатровых завершениях.
Нет убедительного теоретического объяснения о взаимовлиянии деревянной и каменной архитектур на шатровую форму. Этот вопрос решается далеко не так просто, как это может показаться. Даже если предположить, что шатер пришел из деревянного зодчества, то это не было простым заимствованием. Происходила существенная переработка, свойственная самобытности каменного строительства, так как влияния действенны только в той мере, в какой они отвечают внутренним потребностям. И здесь пример Борисоглебского собора показателен. Его вытянутость также создавалась гранями восьмерика, обработанными килевидными декоративными кокошниками. В таком приеме можно усмотреть отзвук храмового завершения раннемосковского зодчества, когда над главой появился обработанный кокошниками постамент (квадратный или восьмигранный), позволивший говорить о собственных правилах и традициях каменной архитектуры.
Было бы безосновательно настаивать на происхождении древнерусского каменного шатрового зодчества от традиции поздней западноевропейской готики. Главным образом потому, что характерная для готики тенденция к увеличению, раскрытию внутреннего пространства храма не нашла особого отражения на Руси, несмотря на некоторые попытки создания все более и более тонких столпов, крещатых сводов. Все известные нам примеры шатровых построек не отличаются пространственной глубиной. Их можно даже «обвинить» во внутренней узости, антивоздушности. Объяснением служит первоначальный замысел таких храмов как царских, княжеских сооружений, рассчитанных на небольшое количество молящихся. Здесь как нельзя лучше действовал принцип благости тесноты, сплоченности, концентрированности.
Впрочем, не так важен вопрос о происхождении шатра, его генезисе, сколь принципиален эстетический взгляд на его сущность и значение. Шатер представляется образцом особой ритмической установки древнерусской архитектуры, вектор которой был устремлен в мир горний. Под сенью завершения происходило соединение земного и небесного, а сам шатер зримо олицетворял Дух Святой, Его снисхождение на внемлющих.
Декоративное убранство Борисоглебского собора соответствовало форме основного объема. Из оставшихся зарисовок и чертежей видно, что цилиндрические столбы верхнего гульбища были увенчаны плоскими капителями с волютами. Окна нижнего гульбища, алтаря, восьмериков, главного шатра помещались в глубокие филенки, что, естественно, обогащало архитектуру. Один из первых исследователей храма И. М. Снегирев приводил сведения о небывалых белокаменных резных украшениях, «разноцветных кахелях», украшавших стены здания. Это были многочисленные поливные изразцы с рельефными рисунками, чудом сохранившиеся и найденные в строительном мусоре 19. Обломки лицевых частей этих изразцов были разделены на две группы: фрагменты архитектурной декоративной керамики и фрагменты керамической иконы. Цвета полива варьировались от желтого до сложного коричнево-зеленоватого оттенка.
Хорошо сохранившееся Распятие было выполнено в трех цветах. Желтой глазурью покрыто тело Спасителя, оранжевой окрашены нимбы Христа и предстоящих, сам крест, а общий фон покрыт светло-зеленым тоном. Скорее всего, изразцовая икона размещалась на восточном фасаде храма. И такое украшательство являлось отличительной особенностью Борисоглебского собора. Именно с его строительством была связана зарождающаяся техника поливной архитектурной керамики. Существует предположение, что в Старице при Иване IV действовал целый художественный центр, изготавливавший керамические изразцы для всего государства. В том числе и для Успенского собора в Дмитрове (1520), сходного своими декоративными элементами с кафедральным Борисоглебским собором.
Дмитровский храм славится круглой иконой Георгия Победоносца под сводами южной паперти и двумя Распятиями на северном и южном фасадах. Эти три образа, «если судить по состоянию кладки вокруг них и по ряду других признаков, - не находятся на Успенском соборе in situ, но, как убеждено большинство исследователей, вмурованы в стены собора значительно позже его сооружения». Дмитровские иконы гораздо крупнее сохранившихся старицких. Также иконы различаются по общему колориту. Тем не менее есть другие основания рассматривать названные памятники как вещи общего происхождения и стиля. Если предположение о вынужденном переносе икон с одной постройки (Борисоглебский собор) на другую постройку (Успенский собор) нуждается в самом серьезном подтверждении с применением стилистического и технологического анализа, то принадлежность их к одному центру изготовления не вызывает сомнения. Это делает старицкий храм одним из интереснейших строений XVI в. и, вероятно, именно его изразцовая отделка подсказала чуть позже Патриарху Никону идею о Новоиерусалимском ансамбле, богато декорированном керамикой.
В дальнейшем практика украшения соборов изразцами распространилась по всей Руси. Так, в церкви Троицы Живоначальной в Никитниках (1634) поливные зеленые изразцы сыграли существенную роль в общем убранстве.
Борисоглебский собор предстает на редкость цельным по замыслу и композиции произведением. Сопоставление с различными шатровыми храмами дает право включить его в группу самых прославленных построек грозненского времени, начиная от церкви в Дьяково и кончая собором Покрова, с которым у старицкого храма особая близость (оба представляли собой тип храма-города, храма-мира). Но по суровости и лаконизму четко воспринимаемых основных архитектурных элементов он превосходит вышеназванные образцы. Во всяком случае, горизонтальных членений в Борисоглебском соборе несравненно меньше. Он более ясный по композиции, а значит и по архитектурному языку. Таким образом, храм предстает в качестве источника не только в контексте типологии древнерусского зодчества «темного» периода, но и отдельных технологических, типологических, стилистических новаций в зодчестве 2-й пол. Х?І в.
Источник: Научная статья Якубовой А.А. «К истории постройки Борисоглебского собора в Старице»
Iskustvo_1 (17).indd (pstgu.ru)