Имение Хворостьево вплоть до конца XVIII века принадлежало Челищевым. Григорий Григорьевич Кушелев купил его у них в 1799 году, облагодетельствованный милостями Павла I и получив графский титул. Надо заметить, что Кушелев – незаурядная личность павловской эпохи. История свое отношение к мрачному деспоту иногда переносит и на его окружение, забывая, что рядом с ним жили те, кто отдавал все свои силы делу служения России. Ведь именно в годы правления Павла I заканчивается полководческий путь Александра Васильевича Суворова и начинается военная карьера Михаила Илларионовича Кутузова. Григорий Григорьевич, видимо, был из тех же самых людей, для которых продолжали жить идеи Петра I. Так же как Суворов и Кутузов, он, став вицеадмиралом, отдавал все силы возрождению русского флота. Как и Суворов, он разработал устав военно-морской службы. Ему принадлежит несколько переводов по военно-морской тактике. И не его вина, что не удалось при Павле воплотить мечты о реставрации мощи русского флота. Сразу же после покупки хворостьевского имения Григорий Григорьевич приступил к его перестройке. Дата освящения Троицкой церкви, 1821 год, позволяет определить время окончания строительства. Еще в конце прошлого века в селе рассказывали, что строил усадьбу архитектор, приезжавший с графом из Петербурга. Что это за архитектор, в селе, конечно, не помнили, но рассказы повлекли за собой предположение – им мог быть Кваренги. Предположение основывалось на том, что Кушелев был знаком с Кваренги, самым модным архитектором того времени.
К сожалению, никаких документов, подтверждающих его авторство, не найдено, а стилистический анализ архитектурных форм говорит даже обратное – Кваренги не был автором проекта хворостьевской усадьбы. Судя по фотографиям, своими размерами главный дом не уступал Михайловскому, а по планировке и композиции ансамбля напоминал Павловский дворец. Боковые флигеля и галереи образовывали циркумфиренцию. Весь большой круг парадного двора замыкался Троицкой церковью, точнее, её западным фасадом, обращенным к главному дому. Центр главного дома – трехэтажное здание с деревянным бельведером. От дома к боковым флигелям шли открытые галереи из колонн дорического ордера. Фасады украшали четырехколонные ионические портики на высоком подиуме. Перед входом стояли два бронзовых льва. Снаружи, об этом можно судить даже по сохранившемуся флигелю, над окнами были лишь классические наличники. Зато внутри убранство поражало своей пышной декорацией. Стены и потолки покрывала лепнина с позолотой. В плафонах – живопись. Полы сверкали наборным паркетом. В залах – голландские печи с барельефами из белых поливных изразцов. Двери красного дерева отделаны бронзой. Контраст строгого, нарочито скупого экстерьера и изысканной детализации интерьера можно до некоторой степени почувствовать по Троицкой церкви. Снаружи это большое, прямоугольное в плане здание. Над храмом возвышается ротонда, почти лишенная декора. Фасады выделены четырехколонными портиками дорического ордера. С востока – полуциркульная апсида. С запада над трапезной возвышаются два яруса колокольни (завершение колокольни сломано), и если бы не портик, украсивший западный фасад, он был бы просто скучным. Но вот входишь внутрь. Трудно поверить, что это то же самое здание. Венчающая храм ротонда оказывается овальной. Её поддерживают пилоны сложной конфигурации. В основании проходит лепной карниз, а купол расписан тончайшими узорами в технике гризайль. Все пространство церкви делится на три нефа. От пилонов на стены и между ними переброшены подпружные арки. В центральном нефе над головой балюстрада хор. Часть южного полностью изолирована и там устроен придел, совсем не видный снаружи и с самостоятельным входом через колокольню. Коробовые своды придела с распалубками после классически четких в храме кажутся чем-то архаичным. Масса всевозможных ниш, сложных криволинейных очертаний под сводами, различных уютных помещений. Остается лишь представить в интерьере известный по фотографиям белый ампирный иконостас, фронтоны которого поддерживали золоченые коринфские колонны, чтобы понять, каково было великолепие самих жилых помещений дома.
Все время, пока находишься в Троицкой церкви, не покидает странное ощущение, что это более древнее здание, заключенное в ампирную оболочку. Овальный барабан с куполом и пилоны, поддерживающие его, необычной формы. На стене храма внутри видны детали декора. Придел совсем неуместен для стиля ампир и т. д. Вначале пытаешься отнести это за счет неопытности строителя. Лишь заметив на фасаде заложенные декоративные ширинки, типичные для архитектуры XVIII века, и внимательно приглядевшись к планировке собора, понимаешь, что каменных дел мастер был первоклассным строителем. Он сумел старое церковное здание, построенное лет за пятьдесят до кушелевского дворца, с минимальными затратами переделать и включить в новый ансамбль так, что оно стало вполне классическим, ничем не отличающимся от остальных. Помимо Троицкой церкви в селе существовала еще одна, деревянная, стоявшая на кладбище, с непривычным названием для средней полосы России – Гурия, Симона и Авива.
Построил церковь помещик Челищев в 1773 году. Её деревянный восьмигранный сруб венчал шатер на невысоком восьмигранном основании. Апсида и западный притвор были почти равны и прямоугольной формы. Имение Хворостьево в начале XIX века в качестве приданого переходит к дочери Григория Григорьевича – Александре Григорьевне. Её муж, князь Лобанов-Ростовский, при Александре I был сенатором, но вскоре удалился от дел и поселился в Хворостьеве. После смерти князя в 1848 году владельцем становится его сын, отставной гвардии ротмистр Николай Алексеевич Лобанов-Ростовский. Им, вероятно, и построены сохранившиеся в имении хозяйственные постройки. Дальнейшая судьба Хворостьева напоминает чеховский «Вишневый сад». С отменой крепостного права многодетная княжеская семья постепенно разоряется. Имение за долги неоднократно перезакладывается. Наконец на него находится свой Ермолай Лопахин. Его топор звучит не только в парке, вырубая столетние дубы. Он безжалостно выламывает и продает из дома все, что можно продать: паркет, бронзу, печи, обшивку, и лишь на огромные двери красного дерева не находится покупателей. Ободранный дом с забитыми окнами превращается в картофелехранилище. Так и не найдя для себя лучшего применения, он начал постепенно разрушаться и вскоре был разобран.
По материалам издания Галашевич А.А. Торопец и его окрестности. М., 1972.
uchazdneg
